На Вэллери снова повеяло ужасом. Чуть ли не с отчаянием в голосе он произнес:
— Всякий может ошибиться. Возможно, виной тому было неведение, а не злой умысел.
— Неведение! — Усталости в голосе Ральстона как не бывало. Он сделал два быстрых шага вперед. — Неведение, вы говорите! Я сам сдал ему эти предохранители, когда поднялся на мостик. Я спросил, кто вахтенный офицер, а Карслейк заявил, что вахтенный офицер он. Я не знал, сэр, что вахтенный — командир артиллерийской части. Когда я предупредил лейтенанта, что предохранители следует вернуть только мне и никому другому, он сказал: «Надоела мне твоя проклятая настырность, Ральстон. Я занимаюсь своим делом, ты занимайся своим. Полезай наверх и твори чудеса геройства». Он отдавал себе отчет, что делает, сэр.
Вырвавшись из рук старшего офицера, Карслейк бросился к командиру корабля. Вылезшие из орбит глаза побелели, лицо исказила гримаса.
— Это ложь, сэр! Грязная, подлая ложь! — прошамкал он, с трудом шевеля разбитыми губами. — Ничего подобного я не говорил…
Слова его перешли в клохчущий визг: кулак Ральстона обрушился на бормочущий, окровавленный рот Карслейка. Пошатнувшись, тог грохвулся о палубу, отворив при этам дверь в штурманскую рубку, и остался лежать бесформенной грудой. Тэриер и Гастингс тотчас кинулись к старшему торпедисту и ехватили его за руки, но Ральстон и не пытался сопротивляться.
Несмотря на вой ветра, всем показалось, что на мостике воцарилась мертвая тишина. Когда Вэллери заговорил, голос его прозвучал безжизненно:
— Старпом, вызовите пару морских пехотинцев. Отправьте Карслейка в каюту и пришлите к нему Брукса. Гастингс…
— Слушаю, сэр.
— Отправьте старшего торпедиста в лазарет, пусть ему сделают перевязку и все, что полагается. Потом посадите на гауптвахту. Приставьте часового. Понятно?
— Так точно, сэр.
В голосе Гастингса прозвучало удовлетворение.
Вэллери, Тэрнер и артиллерийским офицер молча наблюдали, как два рослых солдата морской пехоты понесли вниз Карслейка, все еще не пришедшего в себя, как в сопровождении Гастингса ушел с мостика Ральстон.
Вэллери двинулся было следом, но, заслышав сзади голос Итертона, замедлил шаг.
— Прошу прощения, сэр. Вэллери даже не оглянулся.
— Поговорим потом, Итертои.
— Прошу вас, сэр. Это очень важно.
В голосе артиллериста прозвучало нечто такое, что заставило Вэллери остановиться. Он нетерпеливо обернулся.
— Я не о себе хлопочу, сэр. Не пытаюсь оправдаться. Мне нет оправдания.
— Он впился глазами в командира корабля. — Когда Ральстон передавал предохранители Карслейку, я стоял у входа в рубку акустика. Я слышал каждое слово.
Лицо Вэллери словно окаменело. Он взглянул на Тэрнера. Тот тоже напряженно ждал.
— Так ли было дело, как рассказывал Ральстон? — Несмотря на усилие Вэллери казаться спокойным, голос его прозвучал хрипло, почти тревожно.
— Именно так, сэр, — едва слышно проговорил Итертон. — До малейшей подробности. Ральстон сказал сущую правду.
На мгновение закрыв глаза, Вэллери с усилием отвернулся. Он не стал протестовать, почувствовав у локтя руку старшего офицера, который помог ему спуститься по крутому трапу. Не раз старина Сократ говорил, что он на собственной спине тащит весь корабль. Он внезапно почувствовал всю, до последней унции, тяжесть этого бремени.
Когда прибыл посыльный, Вэллери и Тиндалл обедали в адмиральской каюте.
Погруженный в думы, командир крейсера смотрел на свою нетронутую тарелку.
Тиндалл разгладил радиограмму.
— «Иду указанным курсом. Соблюдаю график. Волнение умеренное. Ветер свежеет. — Адмирал откашлялся я продолжал:
— Рассчитываю прийти на место рандеву в указанный срок. Коммодор конвоя Эф-Ар-77».
— Черт меня побери! Волнение умеренное, ветер свежий! Как по-твоему, он в том же океане находится, будь он неладен, что и мы, или как?
Вэллери едва заметно улыбнулся.
— В том-то и вопрос, сэр.
— В том-то ив вопрос, — отозвался Тиндалл. Потом повернулся к посыльному. — Передайте следующее: «Идете навстречу сильному шторму. Время и место рандеву остается без изменения. Вы, возможно, запоздаете. Будем ждать на условленном месте до вашего прибытия». Сформулировано достаточно вразумительно, командир?
— Пожалуй, да, сэр. Радиомолчание?
— Да, разумеется. Прибавьте еще вот что: «Соблюдать радиомолчание. Командующий 14-й эскадрой авианосцев». Отправьте депешу немедленно, хорошо? Потом пусть радист закроет вахту.
Дверь осторожно притворилась. Налив себе кофе, Тиндалл взглянул на Вэллери, сидевшего напротив.
— Все еще думаешь о том парне. Дик?
Едва заметно улыбнувшись, Вэллери закурил сигарету. И тотчас закашлялся.
— Прошу прощения, сэр, — произнес он. Помолчав немного, поднял глаза. — Какое безумное честолюбие вынудило меня стать командиром крейсера! — проговорил он невесело.
— Я тебе не завидую, — усмехнулся Тиндалл. — По-моему, я уже слышал подобные слова. Что же ты собираешься предпринять в отношении Ральстона, Дик?
— А что бы ты предпринял на моем месте? — спросил в ответ Вэллери.
— Упрятал бы его за решетку до возвращения из России. Посадил бы на хлеб и воду. Заковал в кандалы, если хочешь.
— Ты никогда не умел убедительно врать, Джон, — улыбнулся Вэллери.
— Угадал! — захохотал Тиндалл. У него потеплело на душе. Втайне он был доволен. Редко, очень редко Ричард Вэллери снимал с себя надетую им самим маску официальности. — Всякому известно: избить офицера флота его величества — тяжкое преступление. Но если Итертон сказал правду, то я только сожалею о том, что Ральстон не произвел полную косметическую операцию на физиономии этого негодяя Карслейка.